Вечер. Почти ночь. Светлая, июньская. По небу гуляют тучи, и гром громыхает где-то рядом. Сижу во дворе, где-то на Востоке Москвы, пережидаю непогоду. Ну, как двор?.. Не двор, конечно, в нормальном понимании этого паркового комплекса. Стоят четыре многоэтажки в дислокации: Норд-Зюйд, Ост-Вест, Зюйд-Норд и Вест-Ост. Короче — пространство, ограниченное периметром многоэтажек. Внутри — некое подобие детской площадки: грибочки, качели, карусели, домики и прочая дистрибуция. Мечта, привезенная из Тюмени и воплощенная в нашу московскую старину. Как у Высоцкого: "В скверу, где детские грибочки".
Светлое небо сильно хмурится, но дождь не торопится. Пока. Я сижу под детским грибочком в предвкушении обильного дождя, града, сильного порыва ветра с падениями незакрепленных конструкций, о чем МЧС по всем симкам предупреждало с самого утра, чтобы как-то угадать о коварстве стихии, хотя я не могу знать: закреплена конструкция или уже нет, падают ли деревья, под которыми парковаться не сильно рекомендует даже мэр Собянин с "Жилищником". Не так чтобы холодно. Терпимо. И я терплю, потому что надо. Потому что мать терпения — это... (повторение, что ли?). Склероз разбушевался. В голове вертится фраза, никак не оформляясь в высказывание. Ну и фиг с ней! Проживу и без этого. Наш народ без чего только не жил. Даже без царя в голове. Но речь не об этом.
Тут, под грибочком, я неожиданно становлюсь вынужденным наблюдателем качественного контента, с содержательным наполнением информационного ресурса. С элементами экшена, блокбастера, слегка тяжеленького рока с вкраплениями некоей симфоники вплоть до феерической романтики — несбываемых мечт.
На детской же площадке, рядом со мной, в домике для детишек, обосновались местные жители (скорее всего) в непонятном мне количестве. Я ж не юннат, наблюдающий за популяцией невинных животин, а случайный совершенно созерцатель. Который под грибочком терпит нужду, ну, то есть, вынужден ждать. Пардон, пережидать грозу.
Мимо пробежал мужчина, или, скорее, взрослый парень, пацан лет 30-40, а из-за мрака туч лица вообще не разобрать. В руках, как я потом понял, он держал бутылку неизвестного мне элемента, нежно прижимая его к груди. И шасть в этот домик...
Вдруг слышу фразу, произнесенную вкрадчивым красивым баритоном, 1-й голос:
— Стой! Кто идет?
— Шелупонь, — был ответ нежным дискантом, 2-й голос.
— Сколько раз тебе говорил, не "Стой, кто идет", а "Пароль?" и отзыв. Пароль — "Ребята, вы кто?", отзыв — "Шелупонь". Как не понять? Проще простого. Учишь вас, учишь.
Дискант ворчал, но красиво, 2-й голос, недовольный своими учениками.
— Ну вот, явление Христа народу. Заждались тебя. Чо так долго? Эшелон разгружали? С продуктами или кирпичом? — спросил 3-й голос.
— Ты на часы посмотри. Ночь на дворе. Это в лихие 90-е, цитируя президента, можно было на каждом углу и в каждом киоске купить любого веселительного, включая спирт "Рояль", чтобы петь и музицировать. Забыл, что ли? А сейчас другой коленкор идет, вашу мамашу. Щас строго! Думать надо!
— А у меня голова, между прочим, совсем для другого: есть, пить и курить, — вроде 3-й голос.
— А почему "шелупонь", мужчина? — не унимался 3-й голос.
— Потому что нас много, и если не на каждом километре, то через 2 километра — точно, — пояснял 2-й голос. — И мы, скорее всего, по параметрам превосходим "Единую Россию". И вообще — нас не просто много, а, может быть, и еще больше. А "Едро" это прекраснодушное, бл..., отсутствует уже на каждом километре. Оно рассосалось по Европе и Америке — давным-давно загнивающим и богонеугодным. Едросы высылают на каждый километр святой Отчизны, надо это или не надо, правозапретителей из полицаев или Росгвардию с ОМОНом. Потому что в "Едре" все шибко умные — они считают, что в органах дебилы, блин (вспомните одного тучного едроса во время эмиратского интервью), которые абсолютно, вообще, бездумно должны едросов защищать и работать дубинами с народными массами. А едросы якобы работают мозговыми ударами по какому-то там органу человека. Логика у едросов такая с изумительно примечательной оригинальностью.
— Так за что? За нашу логику? — 1-й голос.
— У тебя логики не хватит и водки тоже... — 3-й голос подвел итог. — Давай, мужики, за погибель. Помнишь фильм "Судьба человека"? Там Соколов пил за свою погибель. Разве не похоже? А что остается нам? Пить за нашу погибель. Скоро все в рай улетим с гиперзвуковой скоростью. Кто — покаявшись, а кто и не покаявшись. Правда, сдохнем все вместе. И кто покаялся, и кто просто не успел. Тут даже Эйнштейн или Ганди не нужны. Чтобы зафиксировать наш райский итоговый перелет. Хотя есть человек, который зафиксировал уже, даже при отсутствии самого Ганди, без которого поговорить-то уже не с кем. Мы точно попадем в рай. С Ганди или без Ганди. Ну, поехали? Давай?
— Перспектива, конечно, заманчивая, робяты, но спорная, — 2-й голос продолжал рассуждать. — Хоть бы нас спросили, а хотим мы в рай все скопом или кто-то из нас в частности? А если кто-то не верит ни в бога, ни в дьявола? Или наоборот — сильно верит только в дьявола? Тогда как? Их-то в рай за что? Что-то наш академик не ту лекцию нам прочел. Папки перепутал, что ли. Или заучился... Под старость... "Бывает", — как говорил мой дед про женские капризы.
— Значит, за Родину? За Ста....
— Ты чё, охренел, что ли? Просто за нашу землю, чтоб нам твердо на ней стоять. За какую Родину? Которая тебе не платит нормальных бабок? Которая медленно убивает пенсионеров, а остальных делает калеками, удлиняя пенсионный возраст? И твой удлинит. А во главе этой Родины? Пышно процветающие на пустом месте. А что они сделали для твоего, блин, процветания в этой Родине? Спокойствие принесли? Сократили количество полицаев на душу населения во имя твоего блага? Что благородного сделали? Закон придумали о справедливости суверенного капитализма или уже социализма? Или на помойку выкинули все Законы, порочащие честное имя высокоморального русского христианина, о котором вещают со всех площадок? Хоть одно? Ну?
— Президента нам оставили.
— А кто их об этом просил?
— Не знаю, я не просил. Но в рамках концепции внутренней и мировой — может, и надо.
— Концепции? Сам ты концепция. Так, за что пьем? За президента?
— Слушай, ты задал такой вопрос, на который просто ответить невозможно. Потому что за него пить нельзя. И не пить тоже нельзя. Это как нерешаемая теорема Ферма.
— Мужики, я — пас, не надо поминать президента всуе. Неэтично как-то. Вестибулярная распущенность, блин, да и только. За что пьем-то? А?
— За нас. За мир и дружбу, за многообразие вселенской шелупони в этом красочно пристроенном мире.
— Давай! С богом, ура! Понеслась!
— Ух, ты! Хорошо пошла! Божья мать в лаптях побегла!
Голоса смешались, я перестал их различать. 1-й голос, 2-й голос, 3-й голос. И — тишина. Ребята, то есть пацаны, закусывали. Скорее всего.
— Пацаны, я насчет шелупони уточнить хотел. Шелупонь-то, наверное, бывает разных категорий. А тот мужик из "Газпрома", который завел разговор, кого имел в виду? Ведь шелупонь разная. Наверняка есть великая, средняя и незначительная. Про какую он высказывался? Хотел бы знать.
Это был вроде 3-й голос, глуховатый и с нотками сомнения.
— Ну, в тех кругах, где он вращается, он наверняка знает значение и назначение шелупони. Значит, в ней варится, с ней сталкивается чуть не каждый день. Живет с ней. Но его объява непонятна. Не структуризирована. Тут конкретика, брат, нужна. Без конкретики далеко не уедешь. В смысле — в будущее. Так и останешься тут, где Ганди уже нет. А так хочется перспективы! А?
Голоса начали путаться и звучать довольно невнятно. Наступала всем известная кондиция. Разговорились.
— Я слыхал, что президент сибарит и гедонист.
— Опять про него. Поп — своё, а черт — своё! Слушай, ты, матершинник, кончай свой матерный ликбез. Ты что, без мата жить не можешь? Где этого набрался?
— Во-первых — это не матерные слова. Это про человека, который любит все дорогое и красивое. А прочел это в желтой прессе. Этих газетенок как вши — не сосчитать, если завелась.
— Ладно. Будешь миллионером — станешь сибаритом. Или кем хошь. Мечтай дальше.
— Ребят, один такой вопрос, простой, примитивный, без подвоха. А премьер наш — к какой категории относится? Если его вообще подвести под категорию.
Потом была тишина. Закусывали долго. И думали. Шелупонь тоже думать будет. Как Чапай. Пока не запретили.
— Премьер и прочие артефакты, конечно же, шел... Блин. Нет, братцы, конечно же НЕ шелупонь. Великая нешелупонь.
— А у меня неординарный такой вопрос: что люди сперва начали делать — врать и воровать или воровать, а потом врать?
— Завернул, а ведь чем старше, тем мозги медленней работают. Мне кажется лично, что люди сперва начали убивать друг друга, потом воровать (обворовывать), а потом уже врать, какие они правильные и хорошие. Возразить некому. Все? Вопросы есть?
Незнакомый мне голос медленно подводил итог.
— Мужики, надо, чтобы любимая Дума приняла Закон, Исторический закон о Шелупони, наконец. Чтобы расписали там, кого можно так определять, по какому принципу, по каким признакам, по какой цене. Чтоб четко все было. Чтобы депутаты сами больше не ошибались. А то вдруг понесут не то. Среди них тоже шелупони полно. А тут закон — где все прописано. Кто есть кто. И назвать закон надо очень продуктивно: "О мерах по определению, назначению и заключению понятия шелупони и соответствии с пониманием верховной власти". Ну, примерно. Депутаты дадут более развернутое определение, чтобы соответствовало духу времени. А дух у нас тут нормальный.
— А теперь за что? За дух? За наш дух?
— Да. Здесь русский дух. Здесь Русью пахнет.
— Ладно. За вас, кормильцы семей и детей. Высокое звание шелупони обязывает. Будет Закон. Будет. Без вас тут умных хватает. Дофига. Вы на хрен не сдались. Ну, подняли?
Воздух медленно сгущался. Дождь и, видимо, гроза были не за горами. Я устал сидеть под детским зонтиком, не желая погибнуть под его незакрепленной конструкцией. Первые капли дождя, слабые и неуверенные, неравномерно стучали по зонту. Я рванул в сторону метро, желая избежать водопролития. Моя компания из неопознанного количества недошелупонистых мужиков, пока избежавших безумно соответствующего Думского законотворчества, осталась в детском домике. Один из них рванул в сторону магазина. И быстро скрылся в темноте. Наверное, потому, что душа шелупони (особенно русская) любой категории хочет свободы, воли, полета фантазии, удачи и много денег, и совершенно не отличается от души любой нешелупони. И тут же можно запросто цитировать того президента, который встречался с самим Терминатором в Калифорнии: "Свобода лучше, чем несвобода". Это было отлито в граните, а не в тротуарной плитке. И это было отлито для всех в этой радостной, счастливой, доброжелательной, бескорыстной, привлекательной, ликующей и торжествующей суверенно-демократической стране. Не только для чиновников. Кажется. Чем закончилась местная феерическая процедура, я так и не узнал. Я тихо и мирно ехал по эскалатору. В свое бытие.
В бытие мое.
